Зоря Леонидовна СЕРЕБРЯКОВА, доктор исторических наук:

Вышинскому глянулась не столько сама наша дача, сколько место, где она располагалась. В 1931 году отцу достался пустовавший до того три года очень живописный участок на самом берегу Москвы-реки, там уже стоял простой бревенчатый сруб. Как полагалось, при вступлении в кооператив отец внес денежный пай — кажется, 17 тысяч рублей. Дальше достраивал уже сам в выходные и после работы. Детское воспоминание: отец делает веранду, стучит молотком, и я, маленькая, подношу ему гвозди (а был он, между прочим, на положении наркома, министра, иначе говоря). В общем — очень скромный домик, удобства во дворе, железный рукомойник у крыльца. Разве что место…

alt

У Вышинского тоже была дача на той же Николиной Горе — но в глубине поселка. Где-то года за полтора до отцовского ареста он к нам зашел по какому-то пустячному соседскому вопросу. Что-то они с отцом обсудили во дворе, в конце разговора Вышинский огляделся по сторонам и улыбнулся: «Ах, до чего же у вас дивный уголок, дорогой Леонид Петрович!»

Потом отца арестовали. Через некоторое время появляется газетное сообщение о том, что прокурор Вышинский приступает к изучению материалов дела по обвинению Серебрякова, Сокольникова, Радека и других в антисоветской деятельности. И той же датой помечен архивный документ — заявление Вышинского в правление дачного кооператива «Николина Гора»: прошу передать мне дачу № 14, принадлежавшую изобличенному ныне врагу народа Серебрякову.
С 23 по 30 января 1937 года шел процесс «Антисоветского параллельного троцкистского центра», где отец был одним из главных подсудимых. И все это время ускоренными темпами шло переоформление дачных бумаг. К моменту вынесения приговора — «Расстрел!» — дача нам уже не принадлежала. Сужу по тому, что в приговоре говорилось: имущество всех обвиняемых конфисковать в пользу государства.

Но в перечне имущества, конфискованного у Серебрякова, дача не значится. Не значится и денежный пай — те самые 17 тысяч. Их тоже должны были конфисковать, а Вышинский, как новый владелец дачи, — внести в кооператив из собственных средств. Вот тогда он написал это самое заявление, чтобы серебряковский пай зачли ему. Видимо, оно пошло наверх и даже там, похоже, поначалу вызвало оторопь своей наглостью — потому что фактически ведь получалось, что Вышинский эти деньги государству не отдает. По крайней мере первая резолюция (Горкина, он потом был председателем Верховного суда, а тогда секретарем ЦИК) — «С какой стати?» Но потом просьбу удовлетворили.

Отца расстреляли, мы, его семья, пошли по тюрьмам… Нашу дачку мгновенно снесли, на ее месте (как рассказывают — очень быстро) возвели за государственный счет солидный двухэтажный дом.
Прошли годы. После смерти Сталина я вернулась из ссылки. И вот где-то в 1956-м я оказалась у друзей на Николиной Горе. Естественно, защемило сердце — ведь все детство здесь прошло! Захотелось пройтись по поселку. Ноги сами принесли к нашему участку. Постояла — и постучала в калитку. Зачем? Сама не понимаю. Хотела просто посмотреть. В крайнем случае думаю, попрошу стакан воды. Открыла невысокая полная женщина (потом мне объяснили — вдова Вышинского). А дальше началось что-то невероятное: она закричала. Это был безумный, истеричный, какой-то базарный крик: «Что вам надо!!! Почему в поселок пускают посторонних!!!» И яростно захлопнула калитку. Что, отчего? Не понимаю. Узнать она меня не могла, мы никогда не встречались. Может быть, интуитивно о чем-то догадалась?

После ХХ съезда семье Вышинского предложили с дачи съехать. Во-первых, выяснилось, что у них есть еще одна. Во-вторых, видимо, отношение к этой фигуре было иное, появилась какая-то брезгливость. Дача стала государственной. Жили здесь разные люди, последние годы — Петросянц, один из руководителей Министерства среднего машиностроения — атомной отрасли.

В 1986 году отца реабилитировали. Дело было при Горбачеве, когда отношение к жертвам репрессий резко изменилось к лучшему. На самом верху было принято решение о том, чтобы дачу вернуть нам. Уже позднее, по договоренности с кооперативом, мы этот дом разделили. Сейчас наша семья занимает треть его, еще одну треть — другая семья, еще одна треть находится в распоряжении дачного кооператива. То же самое с участком.

Мне говорили, что присвоенный Вышинским денежный пай я могу взыскать через суд с его дочери. Но я это сочла недостойным.

Справка:
Вышинский Андрей Януарьевич — советский государственный деятель. Родился 10 декабря 1883 г. в Одессе. Отец, выходец из старинного польского шляхетского рода, был провизором, мать — учительницей музыки. Вскоре семья переехала в Баку, где Вышинский окончил гимназию. В 1901 г. поступил на юридический факультет Киевского университета, за участие в студенческих беспорядках был исключен и вернулся в Баку. В 1903 г. вступил в меньшевистскую организацию РСДРП. За участие в революции 1905 г. отсидел год в Баиловской тюрьме, там познакомился со Сталиным. Закончить Киевский университет смог лишь в 1913 г., был оставлен на кафедре для подготовки к профессорскому званию, но отстранен администрацией как политически неблагонадежный. Уехал в Баку, преподавал русскую литературу и латынь в частной гимназии, занимался адвокатской практикой. В 1915 г. стал помощником знаменитого адвоката Малянтовича в Москве. Через четверть века Малянтович был приговорен к расстрелу. Больной, измученный старик ждал в камере смерти. Отчаянные письма его обезумевшей от горя жены к «милейшему Андрею Януарьевичу» остались без ответа. После Февральской революции 1917 г. Вышинский был назначен комиссаром милиции Якиманского района Москвы. На этом посту по должности подписал приказ по району о розыске и аресте скрывавшихся Ленина и Зиновьева.

После Октябрьской революции до 1923 г. работал в Московской продовольственной управе и Наркомпроде. Вступил в РКП(б). Преподавал в Московском университете, Институте народного хозяйства. В 1923-1925 гг. — прокурор Верховного суда, в 1925-1928 гг. — ректор МГУ. В 1935 г. назначен прокурором СССР. Без участия Андрея Вышинского не проходил ни один тогдашний громкий судебный процесс — как скандальные уголовные дела, так и насквозь сфальсифицированные «Шахтинское дело» (1928), «дело «Промпартии» (1930). Особенно ярко показал себя на «больших» политических процессах 1936, 1937, 1938 гг.

Был человеком умным, образованным, невероятно работоспособным, абсолютно аморальным. Кредо Вышинского — «признание обвиняемого — царица доказательств» — позволяло оправдывать произвол, любые методы следствия, упрощенную форму судебного разбирательства, надменную грубость по отношению к сидящим на скамье подсудимых. В 1939 г. назначен заместителем Председателя СНК СССР, в 1940 г. — заместителем наркома иностранных дел. В 1949 г. в разгар «холодной войны» стал министром иностранных дел СССР. После смерти Сталина — постоянный представитель СССР при ООН. Считается, что это была почетная ссылка, но Вышинский, несмотря на свои 70 лет, работал в ООН очень активно. В 1954 году в США скоропостижно скончался от сердечного приступа. Похоронен у Кремлевской стены.