Константин Гнетнев

Отец советской каторги

Жизнь этого человека едва ли можно описать сколько-нибудь близко к оригиналу. Причина проста: по-настоящему о ней знал только он один. Коммерсант и авантюрист международного масштаба, заключенный и чекист, редкий даже по нынешним временам коррупционер и выдающийся организатор, умело управлявший армиями рабочих… Всё это один и тот же человек.

            С юности Нафталия Ароновича Френкеля сопровождали строгие документы: карточки спецучета, анкеты, автобиографии, листки по учету кадров. Они и поныне пылятся где-то в архивных фондах. Однако всякий, кто попытается выстроить с их помощью линию его жизни, тотчас наткнется на проблемы.  И решений не найдет.  Например,  добравшийся в архиве до «личного дела» Френкеля полковник внутренних войск и историк Н. Г. Сысоев посвятил Френкелю целую главу в свое книге*. Он пишет, что эту уникальную жизнь ему удалось восстановить «с документальной точностью». Однако не успеваешь порадоваться, как тут же, через страницу, историк  соглашается, что место рождения своего героя «вполне допустимо» может быть иное, нежели это записано в документах, а его лагерные анкеты еще в конце 20-х годов «привели в идеальное состояние», то есть переписали. Не вполне точен автор и в определении даты смерти. Вот тебе и документальная точность.

*Сысоев Н. Г. Жандармы и чекисты. От Бенкендорфа до Ягоды. – М.: Вече, 2002, сс. 216-232.

        С чем никто из исследователей не спорит, так это в том, что Нафталий Аронович Френкель родился в 1883 году. По документам «дела», это произошло в Москве, другие настаивают, что в Одессе, намекая при этом еще и про Стамбул. Так или иначе, подростком Френкель оказывается в Херсоне, работает в строительной фирме «Гурфинкель»: в 15 лет он табельщик, в 17 лет помощник прораба. Однако частная фирма оказалась мала и, вероятно, впервые Френкель почувствовал себя стесненным в самом широком смысле этого слова. Судя по всему, с ранних лет он очень не любил это состояние. И в последующей зрелой и бурной жизни, когда не раз в нём оказывался, он очень быстро, если не сказать — стремительно его преодолевал.

Так случилось и в этот, первый, раз. Френкель переходит в компанию покрупнее, богаче и влиятельнее.  Компания «Штайнер и К» располагалась в Николаеве и занималась экспортной торговлей. Френкелю поручили дело, в котором он уже считался неплохим специалистом, — он прораб, ремонтирует и строит склады. Нафталию едва перевалило за 17 лет и, несмотря на возраст, он умеет заставить работать других, неплохо руководит на стройплощадке.  Начальство довольно им настолько, что на свои средства на два года отправляет в Германию, в техническое училище (техникум), учиться строительному ремеслу.

…Когда Френкель успешно закончил учебу и вернулся в Россию, это был уже другой человек. Полученные знания, реальная жизнь небедной Европы, в которую он успел окунуться, обострили заложенные в нём от природы цепкость ума, коммерческое чутье и хватку авантюриста высшей пробы. Почти сразу он вошел в конфликт с руководством своей компании. Френкель пытался доказать, что аренда складов- покгаузов, которую в ту пору широко использовали, не выгодна.

Гораздо лучше вкладывать деньги в строительство новых, чтобы затем, при необходимости, самим сдавать их в аренду. Френкель даже готовит проект нового строительства и экономически его обосновывает. Но его не слышат и не понимают. Один конфликт влечет за собой другой, за ним третий. Развязка наступает скоро. Френкеля якобы уличают в подделке документов и увольняют.
Однако о молодом и хватком строителе на Черноморском побережье уже наслышаны. Нафталий без работы не остается. Крупный николаевский предприниматель и землевладелец Юрицын  приглашает Френкеля к себе и поручает ему строительство сельскохозяйственных объектов в своих многочисленных поместьях. Именно в этой хлопотной должности и застает его октябрьский переворот 1917 года, случившийся где-то уж очень далеко от Черного моря, в сыром и ветреном Питере.  И еще целый год ничего не меняется в его личной судьбе. Он все тот же строитель, но теперь, по прошествии лет, Юрицин видит в нем цепкого умом переговорщика, ловкого коммерсанта и незаменимого помощника в коммерческих делах. В 1918 году хозяин переводит Френкеля в Одессу и поручает ему приемку всех грузов, доставляемых в порт практически со всего света.

Нафталию 35 лет, и перед ним открылись невиданные горизонты. Он очень быстро определил, на чём можно заработать и как себя поставить в новых условиях. Ведь в трюмах многочисленных торговых судов, заходивших в одесский порт, бывали не только легальные грузы, но и заурядная контрабанда.   Кроме того, часть товара была попросту некачественной.  Френкель наладил систему «очистки» контрабанды и сбыт некачественного товара, вступив в «неформальные» отношения с торговцами. Пишут, что ему настолько везло в делах, что однажды, на свой страх и риск он выставил вовсе не принадлежащий ему товар на одесской бирже.  Сделка оказалась не просто выгодной, а блестящей…

Нафталий Аронович ощутил вкус настоящего риска и  денег. Разумеется, и сам он в определенных кругах стал весьма заметной фигурой. Юрицын к тому времени сбежал за границу, бросив дела на Френкеля. И Френкелю стало, что терять.

К тому времени политическое устройство государства оказалось безнадежно сломанным, и жизнь в Одессе стремительно изменялась. После переворота 1917 года, за короткое время здесь сменилось  более полутора десятков самых разных властей. Вести коммерческие дела стало просто невозможно. К тому же в Одессе и окрестностях хозяйничала банда Мишки Япончика. Она не только обирала коммерсантов, но и грабила, убивала. Френкель уже никак не мог избежать встречи с Япончиком.  Они встретились и сразу понравились друг другу.

Что объединило бандита с авантюристом, сказать трудно, может быть, то, что у каждого в характере и в жизненном опыте было нечто, чего остро не хватало другому? Френкелю импонировал безоглядный размах Япончика, его решительная бесцеремонность и умение просчитывать ходы. Япончик учился у Френкеля коммерческой хватке, умению слушать и слышать партнера. Они стали работать вместе. Иными словами, Френкель стал членом банды.

Правда, при этом каждый понимал, что альянс этот вынужденный.  По большому счету, им было не по пути.  Не всё в порядках, насаждаемых новыми «партнерами по бизнесу», Френкелю нравилось. Атеист до мозга костей, он, к примеру, не одобрял большие отчисления, которые банда делала в еврейскую общину для поддержания малоимущих семей.  Мнение Френкеля стало известно общине. И когда самому Френкелю станет туго, чтимые раввины откажутся его поддержать.  Мало того, окажут содействие ЧК в его поимке. Френкель не одобрял и принятый в то время в банде «кодекс налетчиков», по которому в городе ни под каким видом не нападали на людей искусства, врачей и адвокатов.

Но советская власть никак не хотела уступать свое влияние могущественной корпорации-банде Япончика-Френкеля. Шла гражданская война, власть наращивала вооруженные силы и укрепляла ЧК.  В городе и его окрестностях участились облавы, и теперь уже Япончику пришла пора думать, каким образом сохранить свою многотысячную банду. В июне 1919 года бандит предложил Реввоенсовету республики сформировать из «братков» регулярный полк Красной Армии и выступить с ним на фронт…

Надо полагать, что и у РВС не было большого выбора: с фронта поджимал Петлюра, а с тыла грозил Япончик. Предложение было принято.  Шайку бандитов-налетчиков, кое-как оформленную в регулярную воинскую часть, пополнили дезертирами и всевозможными проходимцами, преобразовали в 54-й Украинский Советский стрелковый полк и направили в распоряжение командира 45-й стрелковой дивизии Ионы Якира*.  Полком поставили командовать вчерашнего «пахана» Моисея Винницкого (это подлинное имя Мишки Япончика), определив ему в качестве комиссара известного одесского анархиста Александра Фельдмана.

Разумеется, никаких «красных бойцов» за советскую власть из бандитов не получилось.  По  пути на фронт две трети полка разбежалось, а оставшаяся треть во главе с комполка Винницким, оказавшись в прифронтовой полосе, стала представлять серьезную опасность теперь уже самой 45-й дивизии. В августе 1919 года по приказу комдива Якира  несостоявшихся бойцов 54-го полка разоружают, а тех, кто не захотел сдаваться «своим», включая Винницкого-Япончика,  убивают.

* Якир Иона Эммануилович (1896-1937) – военачальник, командарм первого ранга, член партии с 1917 года, участник октябрьского (1917 г.) переворота и Гражданской войны (1919-1921 гг.). С 1925 по 1937 годы командовал войсками некоторых военных округов, а с 1936 года член Военного Совета при Наркоме обороны СССР. Был репрессирован, а затем посмертно реабилитирован.

Где-то в пёстрых списках 54-м полка числился и Френкель. Но военная карьера и жертвенная роль героя-фронтовика его не устраивали. Тихо-тихо он вернулся в Одессу, чтобы продолжить свой бизнес. Теперь уже без влиятельных конкурентов.

            В 1921 году  Х съезд  ВКП(б) принял решение о реализации в России новой экономической политики, основы которой разработал В. И. Ленин. НЭП  ослабляла административное давление на экономику, допускала присутствие в ней капиталистических элементов, широко открывала двери для частной  коммерции и торговли. Если для иных НЭП становился лишь «форточкой» в собственное дело, то для Нафталия Ароновича Френкеля она распахивала настежь все ворота. Пароходы, флотилия катеров и парусников связывали теперь города и торговые рынки Черноморского побережья в одну гигантскую сеть, «сплетенную» Нафталием Ароновичем. По этой сети перемещались крупные партии контрабандного товара от шелковых чулок до бриллиантов. По этим же каналам шла продукция многочисленных подпольных артелей, выпускавших товар под марками известных мировых производителей.

К своим пароходам, магазинам, банкам, ворам, контрабандистам и охранникам Френкель прибавил своих представителей во власти, в милиции, в судах и во Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК). Одесская ЧК была куплена им на корню.  Мало того, Нафталий Аронович инвестировал громадные суммы в создании «группы прикрытия» и в Москве. В первопрестольной вербовались крупные чиновники и даже члены коллегии ОГПУ, чтобы вовремя «сливать» информацию и в случае чего оказать необходимую помощь. Как считают некоторые  исследователи, в такой группе состоял и зампред ОГПУ Г.Г. Ягода.

О государстве в государстве, созданном Френкелем, рано или поздно должны были узнать в Москве. Стало известно и то, что с помощью местных чекистов проблему решить не удастся. В ОГПУ по поручению Ф. Э. Дзержинского, узким кругом единомышленников разработали сверхсекретную операцию. В Одессу выехал член коллегии ОГПУ Дерибас*. В результате очень сложной игры ему удалось подготовить разгром «империи Френкеля». Глубокой ночью 1924 года (по другим сведениям, в декабре 1923 года – прим. авт. К. Г.) в Одессу прибыл всевозможным образом зашифрованный и законспирированный поезд с московскими бойцами ЧК.  Вся  криминальная верхушка во главе с Нафталием Ароновичем была арестована и через несколько дней доставлена в Москву.  11 января 1924 года, та же коллегия ОГПУ вынесла всем смертный приговор. Уже на лестнице в подвал, где каждого из «авторитетных одесситов» ждала своя пуля, Френкелю неожиданно объявили, что смертная казнь… заменена ему десятью годами Соловецкой каторги. Что это было? Сработала «группа прикрытия»? Или просто результат того дьявольского  везения, которое будет ещё не один раз выручать Френкеля из, казалось бы, безвыходных ситуаций? Как теперь узнаешь?

*Дерибас Терентий Дмитриевич (1883-1938) – активный член партии с 1903 года; в 1920 году пришел в ВЧК, полномочный представитель ОГПУ на Дальнем Востоке, а с 1931 года – в центральном аппарате ОГПУ в Москве. В 1935 году присвоено звание комиссара государственной безопасности 1-го ранга. В 1938 году репрессирован. Реабилитирован посмертно в 1957 году.

В ту пору слухи о каторге на далеких Соловецких островах в приполярном Белом море один другого страшнее уже распространялись по России.  Но это были  цветочки. Настоящая советская каторга станет таковой, лишь будучи  оплодотворена дьявольской мыслью заключенного по фамилии Френкель.  Его только везли на остров в набитом товарняке под матюги охранников и с долгими остановками на неприметных полустанках. В тихом поморском городке Кемь, на Попов острове располагались бараки пересыльно-распределительного пункта Соловецкого лагеря принудительного труда ОГПУ СССР. Пункт был небольшим, бараков немного, но это лишь пока.
«Вышки, сколоченные из хлипких бревнышек.   Пятачок площадки, обнесенный оградой из колючей проволоки. На нем, возле примитивного дебаркадера, длинный низкий барак. Это Кемский пересыльный пункт. Зловеще знаменитый Попов остров – «КЕМЬ-ПЕР-ПУНКТ», зона на каменистом и болотистом берегу Белого моря, недалеко от захолустного деревянного города Кемь. Место пустынное, голое и суровое…»*

Таким увидел Кемскую пересылку доставленный туда из Москвы в первый раз в 1928 году другой заключенный О. В. Волков. Ему очень повезло: всего год с небольшим он провел на острове. Волкова освободили в канун внедрения на Соловках «нового порядка», крестным отцом которых можно смело назвать Френкеля.
 
*Волков О.В. Век надежд и крушений. – М.: Советский писатель, 1990, с.49.

Здесь необходимо отметить, что именно с Соловецкого лагеря началось зарождение советской лагерной системы вообще. Он был образован на месте бывшего островного совхоза еще в мае 1920 года. Однако постановлением СНК СССР 13 октября 1923 года его вывели из системы исполнения наказаний и ввели под тяжелую руку НКВД.  Начальником назначили бывшего руководителя отделения восточного отдела секретно-оперативного управления при НКВД РСФСР Ф. И. Эйхманса. Он руководил Соловецким лагерем до 20 мая 1929 года, а затем стал первым руководителем образованного приказом ОГПУ (№ 130/63 от 25 апреля 1930 года) Управления лагерями (УЛАГ) ОГПУ. Этим же приказом были утверждены штаты УЛАГа. На УЛАГ возлагалось управление всеми лагерями ОГПУ, как существующими, так и вновь возникающими.

Кто бы мог тогда подумать, что УЛАГ вырастет в такого монстра! Ведь спустя десять лет, из заурядной управленческой конторы численностью неполных 80 человек, возникнет  одно из ведущих подразделений НКВД, с ничем не ограниченными полномочиями и возможностями, и (к 1940 году) со штатом только центрального аппарата без малого 1600 человек!

Прибыв на Соловки рядовым заключенным, Нафталий Аронович,  разумеется, избежал лесоповала, торфозаготовок и прочих работ, которые именовались общими. Да и было их в ту пору совсем мало. Он стал нарядчиком. Мало-помалу, оглядевшись на острове, он быстро понял, с помощью кого и чего приводится в действие механизм лагерной жизни. Френкелю было уже за сорок, и с его богатейшим жизненным опытом никакого труда не составляло определить главный принцип выживания в этой системе.  Принцип состоял в следующем: он, Френкель, должен стать для системы незаменимым. Место простого лагерного «придурка»-нарядчика он уступил другим, перейдя в строительные начальники, в начале небольшие, ну а затем утвердился в качестве главного Соловецкого прораба.

Френкель строит новые бараки для заключенных в центральном лагере и на отдаленных островных «командировках», возводит  производственные помещения. Должность позволяет ему свободно передвигаться по архипелагу, всё замечать и общаться с десятками людей. И оказалось, что Нафталию Ароновичу многое здесь не нравится. Он не понимает, почему эти два десятка тысяч заключенных так мало и плохо работают? Ему невдомёк, зачем в лагере развели интеллигентскую блажь, этот театр, музей, спортивные команды, собственные журналы и газеты? Почему разрешены церковные службы? Кому нужные эти бесконечные собрания и нравоучительные речи?

Деятельная натура Френкеля, его хозяйственная и коммерческая мысль не могли смириться с тем, что он здесь увидел. А что, собственно, он увидел? Вот, скажем, как жил Соловецкий лагерь в описании уже знакомого нам соловчанина О. В. Волкова:

«Вечером закрывались «присутствия», и «рабочая» жизнь лагеря замирала. Удивительно выглядела в это время неширокая дорога между монастырской стеной и Святым озером. Глядя на идущих в рясах и подрясниках, в клобуках, а то и в просторных епископских одеждах, с посохом в руке, нельзя было догадаться, что все они – заключенные, направляющиеся в церковь…. В погожий летний день тут настоящее светское гулянье: прохаживаются и сидят люди с отличными манерами.  Они учтиво друг с другом раскланиваются, благовоспитанно разговаривают вполголоса, нередко вставляя французские слова. Если случиться пройти тут даме из женбарака, знакомые очень изысканно целуют ей руку»*.

**Волков О.В. Век надежд и крушений. – М.: Советский писатель, 1990, с.с. 62, 65.

            Френкель уже знал, что ему необходимо сделать на Соловках. Нужен был только повод, чтобы заявить о себе по-настоящему. А повод всегда находится для того, что его ищет. Однажды случилось то, что непременно должно было здесь когда-то случиться. С новым этапом заключенных с материка на архипелаг завезли сыпнотифозную вошь. Когда лагерный лазарет оказался переполненным, а больных всё несли и несли, начальство узнало о крайне неприятной для себя вещи: в лагере началась эпидемия тифа-сыпняка. Заключенные вымирали десятками, и срочно сформированные похоронные команды не успевали засыпать могилы, закидывая их поверху слоем хлорной извести.

            Проблема требовала срочного решения.  И не потому только, что потери «лагнаселения» превышали все мыслимые пределы. Важнее было другое. Об эпидемии оповестили  начальство в НКВД, и из Москвы летели радиошифровки с требованием принятия срочных мер. Москва боялась «утечек за рубеж» и возможного международного резонанса.

            Френкель понял, что его час пробил. Фантазии, да и реальные возможности местной лагерной санитарной службы не простирались дальше наведения хотя бы элементарной чистоты и порядка в бараках, где клопы маршировали строем, и заключенные страдали от поголовной и безысходной вшивости. Санслужба советовала начальству строить бани. Начальство требовало от инженеров проекты и доклада о сроках. Выяснилось, что для строительства даже простейшей бани необходимо от десяти до двадцати дней. В управлении лагерем глубоко задумались: а будет ли кого мыть через двадцать дней?

Тогда Френкель обратился к начальству с предложением, в тех условиях просто фантастическим: он готов построить баню за 24 часа! Для этого ему нужны всего-то 50 человек и два непременных условия.  Первое – он сам выберет себе рабочих, и второе – горячая мясная еда прямо на стройплощадку, плюс по стакану спирта каждому. Начальство вынуждено было условия принять.

Нафталий Аронович прошел по баракам и выбрал три десятка молодых и здоровых мужиков, бывших матросов, участников Кронштадского мятежа. Еще два десятка привел из инвалидного барака. Это были немощные, за годы заключения превратившиеся в стариков люди. Построив заключенных в две шеренги, он обратился к матросам с очень короткой речью. За сутки мы должны построить на этом месте баню, сообщил он бесцветным и ровным голосом. Если не успеем, и вот их (он указал на стариков-инвалидов), и меня, и вас расстреляют у одной стенки. Горячую пищу привезут сюда, дадут спирту… Мужики стыли на 25-градусном морозе, ежились под арктическим ветром, который, как казалось, никогда не перестает здесь свистеть. Каждому из них стало особенно ясно, что вот именно сейчас, именно в этом месте и именно от него зависят судьбы многих людей.  Еще сегодня утром от каждого из них не зависело в этом мире ровным счетом ничего, а теперь зависит. И теперь они отвечают.

Дьявольский психологический ход Френкеля сработал с безукоризненной четкостью. Матросы принялись за работу так, как не принимались никогда. Нафталий Аронович был профессиональным и опытным строителем.  Он применил на этой главной для своих сорока лет стройке  необычный технологический прием. Здесь строилось всё сразу и одновременно: едва начали возводить стены, тут же принялись выкладывать печи и банные котлы, дошли до  стропил, и тут же начали монтаж сушильных камер…

Баня была построена на три часа раньше обещанного срока.  На потери пришлось списать только нескольких стариков, о которых в сутолоке штурмовой работы позабыли и они ночью просто замерзли.  Стариков Френкелю охотно простили.

В мае 1926 года срок заключения Нафталию Ароновичу сократили  вдвое, до пяти лет.  Два из них он уже отсидел. Теперь это был уважаемый и авторитетный специалист не только в управлении Соловецкого лагеря.  Имя Френкеля теперь хорошо известно в УЛАГе. Френкель доказывает островному лагерному начальству, что лагерь должен не только потреблять на своё содержание то, что производит  остальная страна, не только обрабатывать себя сам, но и зарабатывать для страны. Он вбивает в сознание малообразованного и неразвитого гулаговского начальства мысль о лагерном хозрасчете. Мысли доходят трудно. Мало того, среднее звено, не говоря уж о низовом, воспринимает идею хозрасчета со скрытой неприязнью. Автор книги «Каналоармейцы» И. Чухин приводит свидетельские показания бывшего заключенного и бывшего помощника прокурора Дагестанской ССР Л. М. Хорунжика, содержащиеся в архивно-следственном деле № 877 по преступлениям надзорсостава Соловецкого лагеря (И. Курилко и др.):

«Когда ко мне пришли товарищи и сотрудник ИСО Болотов, мы ему все рассказали.  Он выслушал нас, сказал, что всё это известно, и что скоро этому будет полный конец, называя всю эту систему френкелевизацией…»*

*Чухин И. И. Каналоармейцы. – Петрозаводск, 1990, с. 31.